«Как же ты собираешься сдаться прямо сейчас?..»

Знаете, есть такая неопределенная пора года, когда осень еще не ушла, а зима не наступила. Я обожаю ее. Готов целовать этот висящий в городе туман. В то время я целыми днями торчал на улице в своем драповом пальто, чехлом с гитарой за спиной и стаканом кофе в руке. Приходил в центр города, покупал этот кофе и просто бродил. Даже спустя время я вижу в этом какое-то очарование. В тот год все было именно так. Дело смело шло к Рождеству, но ни одной снежинки так и не упало. 

Куба любил праздники. Он даже становился добрее, хотя и молчаливее пока ждал их. Рождество не являлось для него исключением. Особенно прекрасным было бесконечное количество колокольчиков, которые он повесил не только в своем магазине, но и на улице вокруг входа и на соседние дома.

Оказалось, мама знала с самого начала, что я ходил к Максу на концерты. По той простой причине, что он сразу ей и рассказал, посчитав неправильным что-либо скрывать. Она, кстати, против не была. С тех пор прошло полгода, и я уже довольно спокойно чувствовал себя в компании странных ребят, приходивших, как и я, слушать группы, которые Макс для них выбирал. Возможно, я придал и придаю слишком много значения тому дню. Но тогда я отчетливо понимал, что узнаю о своем брате то, чего никогда не замечал раннее, и это кажется мне важным.

Концерт начался без опоздания в восемь. Как только группа заиграла, я понял, что Макс подобрал их музыку под это предрождественское туманное настроение людей. Я сидел недалеко от сцены и решил осмотреться. Несколько компаний я узнал сразу: они всегда тут околачивались. И все-таки большинство пришедших оказались мне незнакомы. Макса все не было, Куба заменял его, а Ян все чаще приносил в зал глинтвейн, который с наступлением холодов заказывали все чаще.

Если бы я не повернул голову ко входу в нужный момент, то, возможно, ничего бы и не произошло в дальнейшем. В зал, рассекая пелену курева, вошла сутулая фигура со шлемом в руке. Она протянула Кубе деньги, тот, кивнув, взял их и небрежно показал рукой на свободные места. Пройдя в самый дальний угол к высокому столику, она повернулась к свету бра, и мое сердце екнуло. Свозь дымку на сцену смотрели большие, расслабленно прикрытые глаза, которые должны были быть зелеными. Сердце заколотилось, даже живот свело, так сильно я волновался. Отвернувшись от этого взгляда, я попытался найти глазами Яна. Он оказался недалеко от сцены, безупречный и чистый, как всегда.

- Ян, та девушка здесь.

- Какая? Их тут много.

- С фотографии. Макс мне дал ее фотографию и сказал…

- О проклятье. Где она?

- Столик в дальнем углу.

 Ян по привычке прищурил глаза, всматриваясь вдаль.

- Да. Это она.

- А что мы должны делать? Она ведь из-за него пришла, я прав?

- Ее здесь ни разу не было. Думаю, иначе бы не пришла…

- Пойдем поздороваемся…

- Не стоит этого делать. Видимо, Макс слишком мало тебе о ней рассказывал.

За то время пока мы говорили, Ян набрал сообщение, и было понятно, кому. Ответ последовал незамедлительно: «Еду». Нам оставалось лишь ждать.

Я постарался сделать вид, что ничего не произошло и нарочито расслабленной походкой дошел до своего хокера. Взгляд так и тянуло в дальний угол. О да, это была она. Такая же, как и на фото. Лишь макияж темнее. Я ощущал страх, благоговение и радость одновременно. Наверное, из-за этого мне показалось, что все девушки стали блеклыми и неинтересными на ее фоне. И это несмотря на то, что фигуристых красоток, подружек байкеров и музыкантов, среди них было предостаточно. Но та самая муза моего брата была и для меня особенной. И даже худое лицо, обрамленное длинными черными растрепанными волосами, тонкая прозрачная кожа, до которой, казалось, опасно дотронуться, темная помада на пухлых губах, неправильная плоская фигура, сутуловатость и отсутствие радости на лице ее не портили. Наоборот, они делали ее особенной, отталкивающе привлекательной.

Но Макса все не было. Все знали, что он не мог сегодня попасть на концерт. Время шло, и ожидание становилось все более тяжелым. Ян рассказал обо всем Кубе, и мы втроем бросали друг на друга напряженные взгляды. Но мы ждали уже слишком долго. Группа объявила последнюю песню, и девушка встала. Она схватила шлем и проскользнула между людьми к выходу.

Солист пел о том, что мы уйдем, держась за руки… «Как же ты собираешься сдаться прямо сейчас?..» Рев мотора. И она исчезла. Не дождавшись того, ради кого пришла. Макс вошел буквально спустя три минуты. Растрепанный, в своем не застегнутом длинном пальто, запыхавшийся, взволнованный и счастливый. Моментально оглядев присутствующих, он кинул на Яна молящий взгляд. Тот лишь покачал головой. Я уже представил, как Макс тяжело и разочарованно опускается на первый попавшийся стул, а может быть и прямо на пол. Но он развернулся и выбежал. Поняв, что возвращаться он не собирается, я осторожно последовал за ним.

Он оказался недалеко от выхода. Я никогда не видел таких грустных и разочарованных плеч человека. Человека, который упустил что-то очень важное. Брат стоял спиной ко мне и смотрел вперед. Ветер тихо свистел, и повсюду слышался нежный звон колокольчиков. И вдруг на плечи и волосы Макса мягко легли снежинки. Они все падали и падали. А он так и стоял на улице под этим первым снегом, слушая отголоски музыки из клуба и звон, который теперь был похож на эхо.